– А в Африку когда? – спросил Мазур. – Или это опять-таки секрет, и каждый знает, сколько положено?
– Ну, какой же это секрет? – чуть рассеянно ответила Олеся. – Дня через три вдвоем и улетим. Представлю вас президенту – он в частной жизни далеко не такой напыщенный павлин, каким выглядит на парадных портретах. Там как раз готовится сафари, есть маленький, уютный охотничий поселок, куда простые смертные практически не допускаются. Президент там любит бывать, отдохнуть без галстука. Чуть ли не единственный в Ньянгатале горный массивчик, живописные развалины... что с вами? У вас стало такое лицо – испугаться можно...
– Горы и развалины? – сказал Мазур громко. – Там есть только одно такое место. Живописные развалины... Это же Сангала! Заброшенный город Киримайо, Королевский Крааль...
– Ну да, – безмятежно сказала Олеся. – Бывали там?
– Бывал, еще как... – сказал Мазур. – Еле ноги унес. Вы хотите сказать, что у президента там место отдыха? В поселочке у подножия Сангалы?
– Ага. Он там часто бывает... Да что с вами?
– Ну, в бога душу! – сказал Мазур в полный голос. – Мало в Ньянгатале столь идеальных мест для покушения. Из Киримайо можно не только шарахнуть снайперу – преспокойно протащить туда дюжину базук и накрыть весь ваш чертов поселочек... Идеальное место!
– Кирилл, а вы не сгущаете краски? Президентская служба безопасности всегда принимает какие-то меры, за развалинами всякий раз присматривают...
– Взвод-другой, ага?
– Ну, в общем... Киримайо они контролируют...
– Чтобы взять под п о л н ы й контроль Киримайо, нужен полк солдат, – сказал Мазур. – В мои времена, двадцать лет назад, когда устраивали облаву на партизан, в Киримайо высадился батальон парашютистов, полсотни полицейских, ну, и нас было две дюжины. И все-таки половина «махновцев» прорвалась, ушла... Киримайо – это... – Он повернулся к Олесе: – Коли уж среди тех, кто нацелился на президента, есть люди с советской выучкой, среди них вполне могут оказаться и те, кто прошел Ньянгаталу. А значит, наслышаны, что собой представляет Киримайо и какие возможности предоставляет хватким людям... Лабиринт чертов!
– Успокойтесь. В конце концов, мы там будем гораздо раньше, чем приедет президент. Проконсультируете его ребят как следует, все будет хорошо.
– Вы просто не понимаете...
– Возможно, – с величайшим терпением сказала Олеся, – даже наверняка. Мои функции лежат в другой плоскости. Но ведь еще не факт, что непременно найдутся на т о й стороне знатоки развалин. И президент, повторяю, там будет позже нас, времени достаточно, чтобы принять любые меры. Я права?
Мазур кивнул. Но долго еще крутил головой, обуреваемый разнообразными невеселыми мыслями. Как ни гони воспоминания, а в такой вот ситуации они поневоле всплывают в памяти…
Цыгане и в самом деле оказались какие-то крайне сомнительные: чересчур живописные, разноцветная одежда ярчайших химических оттенков, пальцы унизаны невероятными перстнями с самоцветами чуть ли не с куриное яйцо, шевелюры и бороды такие п р а в и л ь н ы е, нереально буйные и кудрявые, что невольно тянуло украдкой подергать ближайшего за бороду. Да и лексикончик убог: вся цыганщина заключалась в «чавэлла» и «ромалэ», выкрикиваемых ни к селу ни к городу.
А впрочем, дареному цыгану в бороду не смотрят – тем более что медведи, числом три, хотя и молодые, не особенно и внушительных размеров, оказались самыми настоящими – тут уж трудно впарить подделку. И обращаться с ними цыгане – кто их там знает, настоящие или ряженые – умели. Для начала была показана по-настоящему уморительная сценка: «А покажи-ка, миша, как сосут лапу украинские власти, оставшись без российского газа». Судя по бурной реакции зрителей, Мазур сделал вывод, что изрядное их число как раз и имеет отношение к «черному золоту» и «золоту голубому». Полное впечатление, что так оно и обстоит, – сущую овацию устроили косолапым комедиантам.
Мазур все еще хлопал косолапому Ющенке, казавшемуся гораздо обаятельнее своего двуногого прототипа, когда Олеся решительно потянула его за рукав:
– Уходим немедленно... Лягушатник на горизонте.
– Где?
– Вон-вон-вон, у колонны с шариками... В полосатом галстучке. Только не оглядывайтесь откровенно...
Мазур оглянулся квалифицированно – у колонны, и точно, обретался невероятно импозантный джентльмен средних лет, причем «полосатый галстучек», с ходу определил Мазур, был натуральным оксфордским. Конкурент Мазуровых работодателей, нужно признать, образование получил неплохое – человек из западного истеблишмента ни за что не повязал бы «гаврилку», на которую не имел права... «Имели мы тебя вместе с твоим Кембриджем», – весело подумал Мазур, делая вид, что непринужденно увлекает Олесю в соседний зал. И тут же выругал себя: не стоило хвалиться и насмехаться, не закончив дела...
И через короткое время обалдел в очередной раз. Было отчего, ох, было...
Зал, в котором они оказались, как две капли воды походил на стандартную советскую танцплощадку едва ли не сорокалетней давности, из тех забытых времен, когда не было еще дискотек, а имелись исключительно танцплощадки. Вдоль стен – ряды желтых стульев из прессованной фанеры, какие стояли и в кинотеатрах, и в разномастных Домах культуры, под потолком протянулись вдоль стен кумачовые плакаты с лозунгами вроде: «Профсоюзы – школа коммунизма», «Комсомол – помощник партии», «Из всех искусств для нас важнейшим является кино» (с указанием имени автора афоризма). А меж ними висели большие изображения всех шести орденов, пожалованных с барского плеча ленинскому комсомолу, красочные плакаты (помнил такие Мазур, а как же!), призывавшие молодежь крепить трудовую дисциплину, строить БАМ, осваивать новые знания и повышать культуру. Нереально широкоплечие, белозубые комсомольцы, кто в строительной каске, кто с лопатой на плече, обнимали за плечи нереально обаятельных, столь же белозубых комсомолок, а свободной рукой указывали то ли в светлое будущее, то ли в неосвоенные таежные дебри.